«Я верю Вам,» - великодушно заключил сержант. «На этот раз, мы Вас отпускаем, мистер Шарма. Но! Если... Если мы узнаем, что Вы снова собираете морковь на чужих огородах, нам придется довести дело до уголовного преследования. Сегодня мы еще можем решить дело нашими полномочиями, но, если Вы сделаете это снова - это уже пойдет к окружному прокурору, Вы понимаете меня?»
После освобождения мистера Шармы, они вдоволь посмеялись. Теперь этот человек и близко не подойдет к соседским огородам.
Разделавшись таким образом с утренней дракой, депьюти Ким запер дверь околотка и повесил на двери картонку: « На патрулировании. Ждите здесь или звоните 911, если срочно.» Не спеша, они двинулись на велосипедах вдоль трущоб шоссе Гаррет. Вскорости, Алекс махнул Марку и Киму рукой и свернул на боковую тропинку, в китайские кварталы, чтобы осуществить запланированное рандеву с депьюти Танем.
Трущобы шоссе Гаррет, или ТШГ, как их называли для краткости, образовались уже после «Обвала.» В отличие от трущоб, которые получились из ранее застроенных районов, вместо улиц здесь были лишь извилистые грунтовые тропинки. Крошечные лачуги были выстроены из чего угодно: от старых шин до пластиковой пленки и картонных коробок. Остальная земля была покрыта бесконечными рядами огородов. Вскоре тропинки стали слишком узкими для безопасной езды. Марк и Ким спешились и пошли пешком, ведя велосипеды рядом. Они догнали группу амер-азиатскихженщин, босых и в конических соломенных шляпах, тащивших ведра с водой на длинных бамбуковых шестах через плечо. Вся сцена выглядела очень похоже на фотографии времен войны во Вьетнаме, подумал Марк. У его тестя, Дэйвида-старшего, было несколько альбомов старых фотографий - «Хим-фото,» как их называют, в отличие от настоящих цифровых фотографий. Большинство фотографий были черно-белыми, и лишь немногие - цветными, с неестественно яркими оттенками. Память неожиданно подсказала: « Кодаколор-X,» так, кажется, тесть называл цветную пленку. Дэйвид частенько рассказывал про свое увлечение фотографией. Он говорил, что фотографии в то время не высвечивались мгновенно на экранчике камеры, а должны были быть «проявлены» и напечатаны в специальной химической лаборатории! Подумать только, экранчиков у камер вообще не было! Никто не знал, были снимки хорошие или плохие, пока лаборатория не выдавала отпечатки. Удивительно, как много упорства надо было иметь, чтобы увлекаться фотографией в те далекие времена.
Дэйвид служил в ВВС, и был во Вьетнаме с 1970 по 1972 год. Он был аэродромным техником, поэтому избежал большинства опасностей войны в джунглях. Увлекаясь с детства фотографией, он нащелкал тысячи снимков. В основном, портреты друзей и сослуживцев: на аэродромах, с бензовозом, грузовым самолетом или вертолетом «Хью» на заднем плане, на улицах Сайгона, в барах или на пляже. Было у него много и фотографий из повседневной жизни Сайгона и в сельской местности: рыночные прилавки, гонки велорикш по улицам, студентки в длинных белых платьях, мальчики-нищие, играющие в пыли перед дорогим кафе, маленькие хижины под пальмами и папайей, женщины в черных шелковых пижамах, работающие на рисовых чеках, и так далее. Здесь, в трущобах шоссе Гаррет, сходство с фотографиями той войны особенно бросалось в глаза. Значит, Америка сейчас жила так, как жили во Вьетнаме шестьдесят лет назад? Конечно, на американской земле не было войны. В альбомах Дэйвида было достаточно фотографий со следами страшной войны, которая тогда шла в Индо-Китае уже целых 25 лет: обугленный остов разбившегося вертолета в джунглях, дымящиеся развалины на месте деревни, раненые солдаты на носилках у аппарели транспортного самолета, обожженные и изуродованные калеки-вьетнамцы на улицах...
Как хорошо, что Америке удалось избежать всего этого, не так ли? Они повернули за угол, и реальность немедленно опровергла умозаключения Марка: тут лежал частично разобранный остов армейского самолета-транспортника «Геркулес.» Когда-то Марк видел этот разбившийся самолет в новостях по телевизору. Несколькими годами ранее, «Геркулес» потерял управление после взлета и рухнул в трущобах, утащив в могилу шесть военных на борту и около тридцати обитателей трущоб. Теперь останки самолета служили жилищем для нескольких семей. Навстречу им, по тропинке, медленно двигался амер-азиатлет тридцати. Он ковылял, опираясь на костыль, и вел за руку маленькую полуголую девочку, вероятно, свою дочь. Рубашка у инвалида была гражданская, но брюки и солнцезащитные очки военного образца однозначно говорили, что мужчина пострадал на войне. Война на американской земле пока не шла, но здесь в трущобах - ее следы были в полном наличии. Как во Вьетнаме в семидесятые годы прошлого века!
Ким спросил человека с костылем, как найти жилище семьи Хобсонов. Согласно базе данных, они должны были жить где-то рядом. Калека остановился, положив короткий обрубок ноги на ручку костыля, и начал объяснять что-то на ломаном английском языке, рисуя пальцем на ладони другой руки воображаемую карту. Маленькая девочка с любопытством смотрела на них и сосала большой палец. Еще одно поразительное сходство с фотографиями вьетнамской войны, удивился Марк. Он отлично помнил снимок в одном из альбомов: вьетнамский солдат с повязкой военной полиции «МР» на рукаве разговаривает с одноногим вьетнамцем-инвалидом в потрепанной солдатской форме. На заднем плане был уличный рынок, и двое полуголых ребятишек точно так, как вот эта девочка, смотрели с любопытством на «МР.» Тот инвалид на фотографии точно так же опирался культей на ручку костыля, а один из детей точно так же засунул в рот большой палец... Через несколько минут разговора Ким кивнул, и одноногий продолжил движение по тропинке. Проходя мимо Марка, он пробормотал вежливо: «Как-ваши-дела-сэр?» Девочка махнула рукой и сказала: «Приветик!» Интересно, что вьетнамский калека и ребятишки с фотографии сказали бы тогда американскому солдату?